Причины люди умирают. Рак - простая и излечимая болезнь. Почему люди умирают от рака

Жизнь и смерть – это важнейший вопрос. Напрасно мы не старались думать и помнить про смерть.

Смерть – конец жизни. Но смерть – это и начало чего-то…

Почему умер человек сейчас, а не годом раньше или позже. Возможны ли случайности, ошибки?

Естественен ли страх смерти?

На эти вопросы мы постараемся найти ответ в этом разделе.

Протоиерей Игорь Гагарин.

У апостола Павла сказано, что смерть – это победа над последним врагом, потому что в этой жизни человек постоянно встречается с врагами. Речь идет не о людях, а о жизненных обстоятельствах, которые враждебны к человеку. Это и несчастные случаи, и болезни, подлость, измены – мы встречаемся с такими «врагами» на протяжении всей жизни. И человек все их может преодолеть. Он может преодолеть болезнь, он может преодолеть утрату, может преодолеть измену. Но последний враг, победить которого никто не мог, – это смерть. И именно главный наш праздник – Пасха, воскресение Христово – это победа над последним врагом.

Что такое смерть? Немногие из нас всерьез задумываются о природе этого явления. Чаще всего мы суеверно избегаем не только разговоров, но и мыслей о смерти, потому что тема эта кажется нам очень уж безрадостной и страшной. Ведь каждый ребенок с малых лет знает: «Жизнь – это хорошо, а вот смерть…. смерть – это не знаю что, но точно что-то плохое. Такое плохое, что об этом лучше даже и не думать». Мы взрослеем, учимся, приобретаем знания и опыт в различных областях, но наши суждения о смерти остаются все на том же уровне – уровне маленького ребенка, который боится темноты.

Хасьминский Михаил Игоревич, кризисный психолог.

Вслед за постигшим горем всегда идут его спутники. Эти спутники стучаться к нам, не отпускают нас и не дают спокойствия. Днем и ночью они отнимают наши силы, занимают наши мысли, отвлекают нас, требуя ответов… Кто эти спутники? Эти вечные вопросы «Зачем жить?», «Как дальше быть и куда идти?», «В чем смысл жизни?»

Игумен Владимир (Маслов), Хасьминский Михаил Игоревич, кризисный психолог.

Люди, потерявшие близких, часто задают вопрос: «Почему несправедливо умирают люди? Есть ли вообще справедливость? Справедлив ли Бог?». Мы наблюдаем контраст — умирают дети, а богатый старый преступник живет. Умирает многодетная женщина, дети которой обречены на детдомовскую жизнь, а пьяницы умирать не собираются. В сознании формируется вывод, что хорошие люди умирают, а плохие – живут. Сколько раз приходилось слышать: «Если Бог есть, то как Он допускает несправедливость в мире?!»

Хасьминский Михаил Игоревич, кризисный психолог.

Наверное, нет на свете человека, который не пережил бы утрату. И практически всегда у людей, оплакивающих своих близких, возникают вопросы: «Почему это случилось именно со мной?», «За что?»

Лев Толстой, писатель.

За что мне эта боль? Зачем вообще нужны страдания? Почему одни уходят из жизни раньше, а другие – позже? На эти вопросы пытается ответить великий русский писатель Лев Николаевич Толстой.

Дьякон Андрей Кураев, профессор богословия, публицист.

Что люди выносят с кладбища? Что сам ушедший смог обрести в опыте своего умирания? Сможет ли человек увидеть смысл в последнем событии своей земной жизни — в смерти? Или и смерть — «не впрок»? Если человек перейдет границу времени в раздражении и злости, в попытке свести счеты с Судьбой, — в Вечности отпечатлеется именно такой его лик… Поэтому-то и страшно, что, по мысли Мераба Мамардашвили, «миллионы людей не просто умерли, а умерли не своей смертью, т.е. такой, из которой никакого смысла для жизни извлечь нельзя и научиться ничему нельзя». В конце концов, то, что придает смысл жизни, придает смысл и смерти…

Каллист, митрополит Диоклийский (Уэр Тимоти).

Существование человека можно сравнить с книгой. Большинство людей смотрит на свою земную жизнь, как на «основной текст», главную историю, а на будущую жизнь – если только они и впрямь верят в будущую жизнь – как на «приложение», и не более того. Подлинно христианское отношение совершенно иное. Наша теперешняя жизнь на самом деле не более, чем предисловие, введение, ведь именно будущая жизнь является «главной историей». Момент смерти – это не завершение книги, а начало первой главы.

Иерей Алексий Дарашевич.

Беседа о.Алексия Дарашевича, настоятеля храма Живоначальной Троицы в Поленове со слушателями радиостанции Радонеж состоялась в августе 2006 года, через неделю после того, как в автомобильной катастрофе погибли двое его детей, а еще двое находились в реанимации.

Осипов Алексей Ильич, профессор богословия.

Объективно существует закон, нарушение которого влечет за собой соответствующие бедствия, страдания или смерть. Причем, если в мире физическом, материальном, грубом, причины и следствия очевидны: человек пьет и следствием являются одни заболевания, человек колется наркотиками – и следствием являются другие заболевания и т.д, то, когда мы переходим к миру духовному, такая прямая зависимость не прослеживается прямо. Но если бы мы внимательнее относились к своему духовному миру, своим мыслям, чувствам, настроениям, переживаниям нам не пришло бы и в голову: «За что же ты, Господи, меня наказываешь?»

Лев Толстой, писатель.

Почему мы боимся смерти? По мнению Льва Толстого, страх смерти рождается в результате неправильного понимания жизни. «Разберитесь в том, что представляет ваше Я, и вы увидите, что смерть — это дверь в вечную жизнь», считает великий русский писатель.

Протоиерей Михаил Шполянский.

Смысл жизни – вопрос сколь расплывчатый, столь же и остро насущный для каждого человека, для каждой души. Кто мы, зачем мы здесь, куда идем и каким должен быть этот путь, почему умираем? В конечной полноте ответить на этот вопрос может только каждый для себя – в своем сердце. Но есть и общие, укорененные в самом бытии, закономерности, объективность которых невозможно отменить нашей субъективностью.

Протоиерей Валентин Уляхин.

По своей духовной сути, по своей глубине и значению, по своим последствиям смерть, бесспорно, таинство. К нему человек готовится всю жизнь, с пеленок, проходя многотрудный крестный путь, кому сколько отмерено Богом. Когда мы отпеваем человека, служим панихиду или литию, мы отпеваем тело, не душу. Душа бессмертна!

Стрижов Николай.

Стремление человека к Богу — это естественный процесс. Как черепаха вылупившаяся из яйца под действием неведомых сил стремиться к воде, так и человек появившись на свет начинает свой путь к Богу. Нет людей не стремящихся к Богу. Не важно, делает ли это человек осознанно или нет, это стремление заложено в каждом из нас от рождения. Подтвердить это может тот факт, что спрашивая любого человека и себя, в том числе, об отношении к Вере и к Богу вы получите вполне аргументированный, продуманный ответ о том, почему человек верит в Бога или не приемлет Его. Это говорит о том, что каждый человек в той или иной степени задумывался об этом и пришел к определенным выводам…

Епископ Гермоген (Добронравин).

Здесь нет радости без скорби, нет счастья без бед. И это от того, что земля не ад, где слышны только вопли отчаяния и скрежет зубов, но и не рай, где раздаются только лики радости и блаженства. Что же такое жизнь наша на земле?

Неизвестный автор.

Многие люди пытаются отмахнуться от смерти. Они не любят думать о ней. Потому что мысль про смерть порождает страх и множество других вопросов, на которые либо трудно, либо невозможно ответить. Но большинство людей, даже неверующих, понимают, что со смертью на земле жизнь не кончается. И именно это рождает страх. Большая часть жизни прожита, и зачастую не лучшим образом. Как же избавиться человеку от этого ужаса, есть ли какое-нибудь средство для излечения от животного страха смерти? Каково учение Церкви по этому очень важному вопросу?

Протоиерей Виктор Кулыгин.

В нашем падшем мире перемешаны радость и горе, созидание и разрушение, жизнь и смерть, Добро и Зло. Над этим всегда ломали головы лучшие умы человечества, пытаясь постичь тайну смысла человеческой жизни в этом мире. Нет конечной цели на земле, в этой жизни. Как бы она ни была привлекательна, над ней всегда покрывало тленности и конечности, страх смерти. Но бессмертен Бог и вечна душа. Встретившись с тайной смерти именно у Бога мы ищем защиты и милосердия.

Как бы и во имя чего мы не жили, все и каждый в свое время достигнут того «мига между прошлым и будущим», который, вопреки популярной песенке, принято называть смертью. Событие это состоит в разлучении души и тела. При этом тело ожидает распад, что достаточно очевидно, а душу — некая «загробная жизнь». В этот момент наступает предел опытного научного познания и открывается область таинственного, поприще религии. Процесс, в котором мы все находимся и который называем «жизнь», несмотря на впечатляющие успехи науки, остается недоступным «объективному» познанию, поскольку начало и конец его скрываются в недостижимой для научной методологии неизвестности. И лишь религия, как связь небесного и земного, может здесь предложить цельную картину.

Смерти боятся абсолютно все, даже самые смелые и отчаянные. Но почему мы не можем жить вечно? Почему умирают дети, абсолютно здоровая молодежь? Вот несколько основных причин, почему умирают люди.

От старости. Да, это самая простая и понятная причина. Старость наступает у каждого в разном возрасте: кому-то дано дожить до 100 лет, а кому-то лишь до 60. Многое в данном случае зависит от образа жизни человека, от “изношенности” его тела и сердца. От болезней. Самые распространенные среди населения разного возраста заболевания, которые приводят к смерти: рак, диабет, хронические заболевания легких и сердечно-сосудистой системы. Не менее страшными являются заболевания кровеносной системы, наличие тромбов, гепатиты В, С, цирроз и прочие. По сравнению с ними даже СПИД не так опасен, хотя и его не стоит списывать со счетов. От неправильного образа жизни. Передозировка наркотиками, чрезмерное употребление алкоголя или же некачественный алкоголь могут стать причинами ранней смерти. А благодаря беспорядочной половой жизни, частому нахождению в подвальных помещениях можно заработать целый букет заболеваний, которые в совокупности приведут к летальному исходу. От хронической усталости, сопровождающейся ослаблением защитных сил организма. Недостаток сна, обильное употребление кофе или энергетических напитков в совокупности с неправильным питанием (с низким содержанием полезных веществ), серьезными физическими нагрузками создают колоссальный стресс для организма, ослабляют его иммунную систему, дают огромную нагрузку на сердце. В результате человек может умереть даже от несущественных на первый взгляд причин именно из-за ослабленного организма, который не может сопротивляться. От того, что земной путь человека окончен. Так на смерть смотрят религиозные люди. Они считают, что человек умрет лишь тогда, когда он выполнил свое предназначение. От несчастных случаев. Сюда можно отнести и ДТП на дороге, и падение самолетов, затопление кораблей, аварии на железнодорожных путях. Причиной несчастного случая может быть даже обычная сосулька, которая упадет на голову с пятого этажа. От синдрома внезапной и необъяснимой смерти. Такое случается, когда абсолютно здоровый человек вдруг умирает во сне. Объяснить причину смерти не могут даже врачи. Здесь скорее подходит религиозное объяснение. Самоубийство. Каким способом это сделает человек, решать только ему. В любом случае больнее всего будет его близким. К тому же самоубийц запрещено хоронить на общем кладбище и отпевать, так как церковь не приемлет такого поступка вне зависимости от причин, которые могли его спровоцировать.

На вопрос читательницы отвечает настоятель церкви Свт. Петра, Митрополита Московского, с. Львы Ростовского округа Ярославской епархии священник Александр Шантаев.

Здравствуйте! Объясните мне: почему умирают люди?
Ведь мы любим их, делим с ними все радости и горе, нуждаемся в них. Почему мой отец, испытавший много лишений в своей жизни, умер в 50 лет, а другие живут как попало - и семью изводят, и чужим жить не дают, а живут долгую жизнь? Почему так несправедливо? У меня осталась одна мать, и только от одной мысли, что я могу ее потерять, начинаю реветь, слезы катятся непроизвольно. В чем дело? За что так больно?
С уважением, Лилия .

Уважаемая Лилия!
Ваше письмо содержит два различных вопроса. Первый: "почему умирают люди?", - всеобщего и всеобъемлющего свойства, и предполагает столь же обобщенный вероучительный ответ. Второй вопрос более частный: "почему умирают те, кто нам дорог, тогда как другие - менее достойные, на наш взгляд, - живут долгую жизнь?".
Итак: почему умирают люди? Все люди, как мы знаем, произошли от общего праотца Адама, и ответ на вопрос о смерти нужно искать в самых истоках человеческого бытия, точнее, в событии грехопадения. Учение Святой Православной Церкви, содержащееся в Священном Писании, Предании и творениях святых отцов, определенно утверждает: "Бог не сотворил смерти" (Прем. 1, 13). Греческий богослов митрополит Иерофей (Влахос) пишет: "Грех, вследствие которого родилась смерть, - это падение Адама в раю сладости. Бог, дав человеку заповедь не есть от запретного плода, в то же время известил его: "В день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь" (Быт. 2, 17). И действительно, после совершения этого греха смерть вошла в человеческое естество; сначала смерть духовная, которая заключается в отлучении человеческой души от Бога, а потом смерть телесная - разлучение души с телом".
Адам отпал от Бога, Который есть Жизнь; он умер прежде всего духовно, - а за духовной реальностью смерти неизбежно последовала в свое время и физиологическая. По учению святых отцов, мы наследуем последствие его греха, которым и является смертность, физическая и биологическая временность в этом мире. Как отмечает один из великих учителей Церкви, преподобный Иоанн Дамаскин, Бог сотворил человека по образу Своему - разумным и свободным: "Он создал его в неистление, ...возвел его до нетления. После же того, как через преступление заповеди мы помрачили и исказили черты образа Божия в нас, то мы, сделавшись злыми, лишились общения с Богом, ... оказались вне жизни, подпали тлению смерти".
Можно сказать, что люди умирают, поскольку через преступление Адама смерть пришла в мир, который стал падшим и временным. Но остановиться только на этом заключении было бы неправильно, поскольку смерть не абсолютна. Смерть - не величина, противостоящая нам, и уж тем более Богу. Сколь уродлив грех Адама, столь же ущербно и его последствие - смерть, тленность, которая есть "не-сущность", которая есть проявление зла, но проявление, имеющее свои пределы и свою конечность. Для смерти тоже есть смерть, - и это Господь наш Иисус Христос, Который "смертию смерть поправ", как поем мы в пасхальном торжестве. Христова смерть, по глубочайшему изречению Литургии Св. Василия Великого, - "животворящая". "Смерть! где твое жало?" - восклицает апостол Павел (I Кор. 15, 55). Вырвав жало греха своей крестной смертью, Христос уничтожил смерть как духовную реальность, как отлучение человека от Бога, что есть отлучение от Жизни. Для этого Искупительного дара, этой Жертвы за нас и произошло Вочеловечение Христа, и Его Распятие, и Его Воскресение. Для этого же, принимая святое крещение, мы умираем со Христом и воскресаем в Нем.
И по-прежнему физически (телесно) умирая до тех пор, пока длится история мира до Второго Пришествия, в духовной реальности мы не имеем и не можем иметь смерти как конца всего.
И ваш отец, уважаемая Лилия, не умер, не кончился, не исчез и не перестал быть. Он может умереть для Вас, если Вы сами верите в смерть, если явление смерти для Вас больше, чем явление Христа в Вашем сердце. Но если даже от горя утраты Вас покидает вера, жизнь неповторимой личности Вашего отца не прекратилась ни на миг, только временно изменилась ее форма. И Ваше общение с близким человеком после его смерти не должно прекратиться, только место нашего общения, как пишет епископ Диоклийский Каллист, - "не гостиная, а храм при совершении Евхаристии. Единственным законным основанием этого общения служит молитва, прежде всего в литургическом смысле. Мы молимся о них (умерших - о. А.Ш.) и в то же время уверены, что и они молятся о нас; в таком взаимном заступничестве мы объединены - за границами смерти, в непоколебимом и нераздельном союзе".
Перейдем ко второму вопросу, содержащемуся в вашем письме. В нем чувствуется не только страдание от утраты, но и боль эгоистической обиды. Обида, возможно, перекрывает скорбь, и оттого вы несправедливы в своих укоризнах. Давайте вспомним притчу о нищем Лазаре в Евангелии от Луки (Лк. 16, 19-31). Был убогий человек Лазарь, безконечно изможденный, безконечно истощенный, больной, лежавший в немощи у ворот одного богача, и даже "псы, приходя, лизали струпья его". Он хотел бы напитаться крошками со стола богача, но и тех не было. Испытав множество страданий и прожив, надо полагать, не слишком долгий век, Лазарь умер и отнесен был Ангелами на лоно Авраамово - место селения праведников. Умер и богач, и попал в место мучений - в ад. Дальше вы можете прочитать сами, я же хотел бы вспомнить толкование на эту притчу святого Иоанна Златоустого, смысл которого передаю по памяти и своими словами. Одни люди проживают свою жизнь, исполненную лишений и скорби, в этом веке - с тем, чтобы не лишиться надежды и возможности на подлинное счастье и полноту в Вечности. Другие, будучи вполне возможно злыми, испорченными и жестокими, между тем живут припеваючи, в роскоши и изобилии, даже как будто издеваясь над бедностью и страданиями окружающих. Предвидя их будущность, но не смея нарушить их волю, Господь дает им возможность удовлетворения в этом мире. А в будущем веке, говорит Святитель, когда они окажутся в месте, уготованном им по их грехам, у них не будет права укорять Бога и обвинять Его в несправедливости, ведь меру своего счастья они получили сполна.
И еще один принципиальный момент, скорее нравственный, - не должно христианину выносить суды о других людях и взвешивать на своих пристрастных весах меру смысла и необходимости чужой жизни. В оценке, с нашей точки зрения, безсмысленности чьей-то жизни таится сильнейшее искажение Христова Евангельского начала. В таком взгляде есть несомненное зло, которое требует покаяния.

Священник Александр Шантаев

На снимке: икона Воскресения Христова

Во все времена людей интересовало: почему человек умирает? На самом деле, это достаточно интересный вопрос, для ответа на который можно рассмотреть несколько теорий, способных пролить свет на данную ситуацию. На эту тему существует множество различных мнений, но, для того чтобы понять, что такое смерть и почему человек подвержен этому, необходимо раскрыть загадку старости. На данный момент большое количество ученых бьются над разгадкой этой проблемы, выдвигаются совершенно разные теории, каждая из которых, так или иначе, имеет право на жизнь. Но, к сожалению, ни одна из этих теорий на данный момент не доказана, и в ближайшее будущем вряд ли такое произойдет.

Теории, связанные со старением

Что касается мнений по вопросу «Почему человек умирает?», то все они настолько же разнообразны, насколько и схожи. А общее у этих теорий то, что естественная смерть всегда приходит со старостью. Определенный круг ученых имеет мнение о том, что старость как таковая начинается в момент возникновения жизни. Другими словами, как только человек появляется на свет, невидимые часы начинают свой обратный ход, и когда циферблат обнулится, то прекратится и пребывание человека в этом мире.

Есть мнение, что, пока человек не достиг зрелости, все процессы в организме протекают в активной стадии, а после этого момента начинают угасать, вместе с этим снижается количество активных клеток, из-за чего и происходит процесс старения.

Что касается иммунологов и части геронтологов, которые пытались найти ответ на вопрос «Почему человек умирает?», то, с их точки зрения, с возрастом у человека усиливаются аутоиммунные явления на фоне снижения реакции клеток, что, по своей сути, ведет к тому, что иммунная система организма начинает «атаковать» свои же клетки.

Генетики, естественно, говорят о том, что вся проблема заключается в генах, в то время как медики утверждают, что смерть человека неизбежна из-за дефектов организма, которые накапливаются в течение всей жизни в человеке.

Закон природы

Благодаря ученым из США, которые проводили исследования этого вопроса, стало известно, что люди умирают в то время, когда находятся в «царстве Морфея», в основном из-за остановки дыхания. Так происходит в основном у людей пожилого возраста из-за потери клеток, которые контролируют процесс дыхания, отсылая сигналы организму, чтобы производить сокращение легких. В принципе, такая проблема может встречаться у массы людей, ее название - обструкционное апноэ, и эта проблема является главной Но такой причины смерти, как обструкционное апноэ, быть не может. Это обусловлено тем, что человек, испытывающий кислородное голодание (недостаточность), просыпается. А причиной смерти является центральное сонное апноэ. При этом следует отметить, что человек может даже проснуться, но все равно умереть из-за недостатка кислорода, который станет следствием инсульта или остановки сердца. Но, как было уже сказано ранее, этой болезни подвержены в основном люди старшего возраста. А ведь есть и те, которые умирают, так и не дожив до преклонного возраста. Поэтому возникает вполне резонный вопрос: почему люди умирают молодыми?

Смерть молодых

Начать стоит с того, что за последнее время примерно 16 миллионов девушек в возрастной категории от 15 до 19 лет становятся роженицами. При этом риски смерти младенцев намного выше, чем у тех девушек, которые пересекли 19-летний барьер. Эти проблемы обусловлены как физиологическими факторами, так и психологическими.

Не последней причиной является и неправильное питание, причем это обусловлено как ожирением, так и проблемами, связанными с анорексией.

Курение. Наркотики. Алкоголь

Что касается вредных привычек, таких как злоупотребление алкоголем, никотином и уж тем более наркотиками, то эта проблема с каждым годом затрагивает все более молодые слои населения, которые не только подвергают риску будущих детей, но и самих себя.

Но все-таки самой распространенной причиной смертности среди молодого населения являются непреднамеренные травмы. Причиной этого также могут быть алкоголь и наркотики, не считая юношеского максимализма, который нельзя сбрасывать со счетов. Поэтому до того момента, пока подростки не достигли совершеннолетия, вся ответственность за моральное и психологическое воспитание целиком и полностью лежит на родителях.

Что чувствует человек в момент наступления смерти?

На самом деле, вопрос об ощущениях человека после смерти волновал все человечество на протяжении всего существования, но только недавно стали с уверенностью говорить о том, что все люди в момент смерти переживают определенно одинаковые чувства. Это стало известно благодаря людям, которые пережили клиническую смерть. Большинство из них утверждали, что даже лежа на операционном столе, находясь в обездвиженном состоянии, они продолжали слышать, а иногда и видеть все происходящее вокруг. Это возможно благодаря тому, что мозг умирает в самую последнюю очередь, и происходит это в основном из-за недостатка кислорода. Конечно, есть и рассказы о туннеле, в конце которого яркий свет, но достоверности именно этой информации фактически нет.

В заключение

Углубившись в проблему и разобравшись в ней, можно с уверенностью дать ответ на вопрос: почему человек умирает? Достаточно часто люди задают себе подобные вопросы, но не стоит посвящать проблеме смерти всю свою жизнь, т. к. она настолько коротка, что нет времени тратить ее на познание тех проблем, к которым человечество еще не готово.

Нам кажется, что человек умирает, когда этого ему не нужно, а этого не может быть. Человек умирает только оттого, что в этом мире благо его истинной жизни не может уже увеличиться, а не оттого, что у него болят легкие, или у него рак, или в него выстрелили или бросили бомбу. Если мы живем, то это происходит вовсе не оттого, что мы бережем себя, а оттого, что в нас совершается дело жизни, подчиняющее себе все эти условия. Кончается дело жизни, и ничто уже не может остановить неперестающую гибель человеческой животной жизни,- гибель эта совершается, и одна из ближайших, всегда окружающих человека, причин плотской смерти представляется нам исключительной причиной ее.

Видимая жизнь наша представляется мне отрезком конуса, вершина и основание которого скрываются от моего умственного взора. Самая узкая часть конуса есть то мое отношение к миру, с которым я впервые сознаю себя; самая широкая часть есть то высшее отношение к жизни, до которого я достиг теперь. Начало этого конуса - вершина его - скрыта от меня во времени моим рождением, продолжение конуса скрыто от меня будущим, одинаково неведомым и в моем плотском существовании и в моей плотской смерти. Я не вижу ни вершины конуса, ни основания его, но по той части его, в которой проходит моя видимая, памятная мне жизнь, я несомненно узнаю его свойства. Сначала мне кажется, что этот отрезок конуса и есть вся моя жизнь, но по мере движения моей истинной жизни, с одной стороны, я вижу, что то, что составляет основу моей жизни, находится позади ее, за пределами ее: по мере жизни я живее и яснее чувствую мою связь с невидимым мне прошедшим; с другой стороны, я вижу, как эта же основа опирается на невидимое мне будущее, я яснее и живее чувствую свою связь с будущим и заключаю о том, что видимая мною жизнь, земная жизнь моя, есть только малая часть всей моей жизни с обоих концов ее - до рождения и после смерти - несомненно существующей, но скрывающейся от моего теперешнего познания. И потому прекращение видимости жизни после плотской смерти, так же как невидимость ее до рождения, не лишает меня несомненного знания ее существования до рождения и после смерти. Я вхожу в жизнь с известными готовыми свойствами любви к миру вне меня; плотское мое существование - короткое или длинное - проходит в увеличении этой любви, внесенной мною в жизнь, и потому я заключаю несомненно, что я жил до своего рождения и буду жить, как после того момента настоящего, в котором я, рассуждая, нахожусь теперь, так и после всякого другого момента времени до или после моей плотской смерти. Глядя вне себя на плотские начала и концы существования других людей (даже существ вообще), я вижу, что одна жизнь как будто длиннее, другая короче; одна прежде проявляется и дольше продолжает быть мне видима,- другая позже проявляется и очень скоро опять скрывается от меня, но во всех я вижу проявление одного и того же закона всякой истинной жизни - увеличение любви, как бы расширение лучей жизни.

Раньше или позже опускается завеса, скрывающая от меня временное течение жизни людей, жизнь всех людей все та же одна жизнь и все так же, как и всякая жизнь, не имеет ни начала, ни конца. И то, что человек дольше или меньше жил в видимых мною условиях этого существования, не может представлять никакого различия в его истинной жизни. То, что один человек дольше проходил через открытое мне поле зрения или другой быстро прошел через него, никак не может заставить меня приписать больше действительной жизни первому и меньше второму. Я несомненно знаю, что, если я видел проходящим мимо моего окна человека, скоро ли, или медленно - все равно я несомненно знаю, что этот человек был и до того времени, когда я увидал его, и будет продолжать быть и скрывшись из моих глаз.

Но зачем же одни проходят быстро, а другие медленно? Зачем старик, засохший, закостеневший нравственно, неспособный, по нашему взгляду, исполнять закон жизни - увеличение любви - живет, а дитя, юноша, девушка, человек во всей силе душевной работы, умирает,- выходит из условий этой плотской жизни, в которой, по нашему представлению, он только начинал устанавливать в себе правильное отношение к жизни?

Еще понятны смерти Паскаля, Гоголя; но - Шенье, Лермонтова и тысяча других людей с только что, как нам кажется, начавшейся внутренней работой, которая так хорошо, нам кажется, могла быть доделана здесь?

Но ведь это нам кажется только. Никто из нас ничего не знает про те основы жизни, которые внесены другими в мир, и про то движение жизни, которое совершилось в нем, про те препятствия для движения жизни, которые есть в этом существе, и, главное, про те другие условия жизни, возможные, но невидимые нам, в которые в другом существовании может быть поставлена жизнь этого человека.

Нам кажется, глядя на работу кузнеца, что подкова совсем готова - стоит только раза два ударить,- а он сламывает ее и бросает в огонь, зная, что она не проварена.

Совершается или нет в человеке работа истинной жизни, мы не можем знать. Мы знаем это только про себя. Нам кажется, что человек умирает, когда этого ему не нужно, а этого не может быть. Умирает человек только тогда, когда это необходимо для его блага, точно так же, как растет, мужает человек только тогда, когда ему это нужно для его блага.

И в самом деле, если мы под жизнью разумеем жизнь, а не подобие ее, если истинная жизнь есть основа всего, то не может основа зависеть от того, что она производит: не может причина происходить из следствия, не может течение истинной жизни нарушаться изменением проявления ее. Не может прекращаться начатое и неконченное движение жизни человека в этом мире оттого, что у него сделается нарыв, или залетит бактерия, или в него выстрелят из пистолета.

Человек умирает только оттого, что в этом мире благо его истинной жизни не может уже увеличиться, а не оттого, что у него болят легкие, или у него рак, или в него выстрелили или бросили бомбу. Нам обыкновенно представляется, что жить плотской жизнью естественно, и неестественно погибать от огня, воды, холода, молнии, болезней, пистолета, бомбы; - но стоит подумать серьезно, глядя со стороны на жизнь людей, чтобы увидать, что напротив: жить человеку плотской жизнью среди этих гибельных условий, среди всех, везде распространенных и большей частью убийственных, бесчисленных бактерий, совершенно неестественно. Естественно ему гибнуть. И потому жизнь плотская среди этих гибельных условий есть, напротив, нечто самое неестественное в смысле материальном. Если мы живем, то это происходит вовсе не оттого, что мы бережем себя, а оттого, что в нас совершается дело жизни, подчиняющее себе все эти условия. Мы живы не потому, что бережем себя, а потому, что делаем дело жизни. Кончается дело жизни, и ничто уже не может остановить неперестающую гибель человеческой животной жизни,- гибель эта совершается, и одна из ближайших, всегда окружающих человека, причин плотской смерти представляется нам исключительной причиной ее.

Жизнь наша истинная есть, ее мы одну знаем, из нее одной знаем жизнь животную, и потому, если уж подобие ее подлежит неизменным законам, то как же она-то - то, что производит это подобие,- не будет подлежать законам?

Но нас смущает то, что мы не видим причин и действий нашей истинной жизни так, как видим причины и действия во внешних явлениях: не знаем, почему один вступает в жизнь с такими свойствами своего я, а другой с другими, почему жизнь одного обрывается, а другого продолжается? Мы спрашиваем себя: какие были до моего существования причины того, что я родился тем, что я есмь. И что будет после моей смерти от того, что я буду так или иначе жить? И мы жалеем о том, что не получаем ответов на эти вопросы.

Но жалеть о том, что я не могу познать теперь того, что именно было до моей жизни и что будет после моей смерти,- это все равно, что жалеть о том, что я не могу видеть того, что за пределами моего зрения. Ведь если бы я видел то, что за пределами моего зрения, я бы не видал того, что в его пределах. А мне ведь, для блага моего животного, мне нужнее всего видеть то, что вокруг меня.

Ведь то же и с разумом, посредством которого я познаю. Если бы я мог видеть то, что за пределами моего разума, я бы не видал того, что в пределах его. А для блага моей истинной жизни мне нужнее всего знать то, чему я должен подчинить здесь и теперь свою животную личность для того, чтобы достигнуть блага жизни. И разум открывает мне это, открывает мне в этой жизни тот единый путь, на котором я не вижу прекращение своего блага.

Он показывает несомненно, что жизнь эта началась не с рождением, а была и есть всегда,- показывает, что благо этой жизни растет, увеличивается здесь, доходя до тех пределов, которые уже не могут содержать его, и только тогда уходит из всех условий, которые задерживают его увеличение, переходя в другое существование. Разум ставит человека на тот единственный путь жизни, который, как конусообразный расширяющийся тунель, среди со всех сторон замыкающих его стен, открывает ему вдали несомненную неконечность жизни и ее блага.

Зачем нужны страдания?

Если бы человек и мог не бояться смерти и не думать о ней, одних страданий, ужасных, бесцельных,- ничем не оправдываемых и никогда не отвратимых страданий, которым он подвергается, было бы достаточно для того, чтобы разрушить всякий разумный смысл, приписываемый жизни.

Я занят добрым, несомненно полезным для других делом, и вдруг меня схватывает болезнь, обрывает мое дело и томит, и мучает меня без всякого толка и смысла. Перержавел винт в рельсах, и нужно, чтобы в тот самый день, когда он выскочит, в этом поезде, в этом вагоне ехала добрая женщина-мать, и нужно, чтобы раздавило на ее глазах ее детей. Проваливается от землетрясения именно то место, на котором стоит Лиссабон или Верный, и зарываются живыми в землю и умирают в страшных страданиях - ничем не виноватые люди. Какой это имеет смысл? Зачем, за что эти и тысячи других бессмысленных, ужасных случайностей, страданий, поражающих людей?

Объяснения рассудочные ничего не объясняют. Рассудочные объяснения всех таких явлений всегда минуют самую сущность вопроса и только еще убедительнее показывают неразрешимость его. Я заболел оттого, что залетели туда-то такие-то микробы; или дети на глазах матери раздавлены поездом потому, что сырость так-то действует на железо; или Верный провалился оттого, что существуют такие-то геологические законы. Но ведь вопрос в том, почему именно такие-то люди подверглись именно таким-то ужасным страданиям, и как мне избавиться от этих случайностей страдания?

На это нет ответа. Рассуждение, напротив, очевидно показывает мне, что закона, по которому один человек подвергается, а другой не подвергается этим случайностям, нет и не может быть никакого, что подобных случайностей бесчисленное количество и что потому, что бы я ни делал, моя жизнь всякую секунду подвержена всем бесчисленным случайностям самого ужасного страдания.

Ведь если бы люди делали только те выводы, которые неизбежно следуют из их миросозерцания,- люди, понимающие свою жизнь как личное существование, ни минуты не оставались бы жить. Ведь ни один работник не стал бы жить у хозяина, который, нанимая работника, выговаривал бы себе право, всякий раз, как это ему вздумается, жарить этого работника живым на медленном огне, или с живого сдирать кожу, или вытягивать жилы, и вообще делать все те ужасы, которые он на глазах нанимающегося без всякого объяснения и причины проделывает над своими работниками. Если бы люди действительно вполне понимали жизнь так, как они говорят, что ее понимают, ни один от одного страха всех тех мучительных и ничем не объяснимых страданий, которые он видит вокруг себя и которым он может подпасть всякую секунду, не остался бы жить на свете.

А люди, несмотря на то что все знают разные легкие средства убить себя, уйти из этой жизни, исполненной такими жестокими и бессмысленными страданиями, люди живут; жалуются, плачутся на страдания и продолжают жить.

Сказать, что это происходит оттого, что наслаждений в этой жизни больше, чем страданий, нельзя, потому что, во-первых, не только простое рассуждение, но философское исследование жизни явно показывают, что вся земная жизнь есть ряд страданий, далеко не выкупаемых наслаждениями; во-вторых, мы все знаем и по себе и по другим, что люди в таких положениях, которые не представляют ничего иного, как ряд усиливающихся страданий без возможности облегчения до самой смерти, все-таки не убивают себя и держатся жизни.

Объяснение этого странного противоречия только одно: люди все в глубине души знают, что всякие страдания всегда нужны, необходимы для блага их жизни, и только потому продолжают жить, предвидя их или подвергаясь им. Возмущаются же они против страданий потому, что при ложном взгляде на жизнь, требующем блага только для своей личности, нарушение этого блага, не ведущее к очевидному благу, должно представляться чем-то непонятным и потому возмутительным.

И люди ужасаются перед страданиями, удивляются им, как чему-то совершенно неожиданному и непонятному. А между тем всякий человек возрощен страданиями, вся жизнь его есть ряд страданий, испытываемых им и налагаемых им на другие существа, и, казалось, пора бы ему привыкнуть к страданиям, не ужасаться перед ними и не спрашивать себя, зачем и за что страдания? Всякий человек, если только подумает, увидит, что все его наслаждения покупаются страданиями других существ, что все его страдания необходимы для его же наслаждения, что без страданий нет наслаждения, что страдания и наслаждения суть два противоположные состояния, вызываемые одно другим и необходимые одно для другого. Так что же значат вопросы: зачем, за что страдания? - которые задает себе разумный человек? Почему человек, знающий, что страдание связано с наслаждением, спрашивает себя: зачем? за что страдание, а не спрашивает себя: - зачем? за что наслаждения?

Вся жизнь животного и человека, как животного, есть непрерывная цепь страданий. Вся деятельность животного и человека, как животного, вызывается только страданием. Страдание есть болезненное ощущение, вызывающее деятельность, устраняющую это болезненное ощущение и вызывающую состояние наслаждения. И жизнь животного и человека, как животного, не только не нарушается страданием, но совершается только благодаря страданию. Страдания, следовательно, суть то, что движет жизнь, и потому есть то, что и должно быть; так о чем же человек спрашивает, когда он спрашивает, зачем и за что страдание?

Животное не спрашивает этого.

Когда окунь вследствие голода мучает плотву, паук мучает муху, волк овцу, они знают, что делают то, что должно быть, и совершается то самое, что должно быть; и потому, когда и окунь, и паук, и волк подпадают таким же мучениям от сильнейших их, они, убегая, отбиваясь, вырываясь, знают, что делают все то, что должно быть, и потому в них не может быть ни малейшего сомнения, что с ними и случается то самое, что должно быть. Но человек, занятый только залечиванием своих ног, когда ему их оторвали на поле сражения, на котором он отрывал ноги другим, или занятый только тем, чтобы провести наилучшим образом свое время в одиночной синей тюрьме, после того как он сам прямо или косвенно засадил туда людей, или человек, только заботящийся о том, чтобы отбиться и убежать от волков, разрывающих его, после того как он сам зарезал тысячи живых существ и съел;-человек не может находить, что все это, случающееся с ним, есть то самое, что должно быть. Он не может признавать случающегося с ним тем, что должно быть, потому что, подвергшись этим страданиям, он не делал всего того, что он должен был делать. Не сделав же всего того, что он должен был сделать, ему кажется, что с ним и случается то, чего не должно быть.

Но что же, кроме того, чтобы убегать и отбиваться от волков, должен делать человек, разрываемый ими? - То, что свойственно делать человеку, как разумному существу: сознавать тот грех, который произвел страдание, каяться в нем и познавать истину.

Животное страдает только в настоящем, и потому деятельность, вызываемая страданием животного, направленная на самого себя в настоящем, вполне удовлетворяет его. Человек же страдает не в одном настоящем, но страдает и в прошедшем, и в будущем, и потому деятельность, вызываемая страданиями человека, если она направлена только на настоящее животного человека, не может удовлетворить его. Только деятельность, направленная и на причину, и на последствия страдания, и на прошедшее, и на будущее, удовлетворяет страдающего человека.

Животное заперто и рвется из своей клетки, или у него сломана нога и оно лижет больное место, или пожирается другим и отбивается от него. Закон его жизни нарушен извне, и оно направляет свою деятельность на восстановление его, и совершается то, что должно быть. Но человек - я сам или близкий мне - сидит в тюрьме; или я сам или близкий мне лишился в сражении ноги, или меня терзают волки: деятельность, направленная на побег из тюрьмы, на лечение ноги, на отбивание от волков, не удовлетворит меня, потому что заключение в тюрьме, боль ноги и терзание волков составляют только крошечную часть моего страдания. Я вижу причины своего страдания в прошедшем, в заблуждениях моих и других людей, и если моя деятельность не направлена на причину страдания - на заблуждение, и я не стараюсь освободиться от него, я не делаю того, что должно быть, и потому-то страдание и представляется мне тем, чего не должно быть, и оно не только в действительности, но и в воображении возрастает до ужасных, исключающих возможность жизни, размеров.

Причина страдания для животного есть нарушение закона жизни животной, нарушение это проявляется сознанием боли, и деятельность, вызванная нарушением закона, направлена на устранение боли; для разумного сознания причина страдания есть нарушение закона жизни разумного сознания; нарушение это проявляется сознанием заблуждения, греха, и деятельность, вызванная нарушением закона, направлена на устранение заблуждения- греха. И как страдание животного вызывает деятельность, направленную на боль, и деятельность эта освобождает страдание от его мучительности, так и страдания разумного существа вызывают деятельность, направленную на заблуждение, и деятельность эта освобождает страдание от его мучительности.
Вопросы: зачем? и за что? - возникающие в душе человека при испытывании или воображении страдания, показывают только то, что человек не познал той деятельности, которая должна быть вызвана в нем страданием и которая освобождает страдание от его мучительности. И действительно, для человека, признающего свою жизнь в животном существовании, не может быть этой, освобождающей страдание деятельности, и тем меньше, чем уже он понимает свою жизнь.

Когда человек, признающий жизнью личное существование, находит причины своего личного страдания в своем личном заблуждении,- понимает, что он заболел оттого, что съел вредное, или что его прибили оттого, что он сам пошел драться, или что он голоден и гол оттого, что он не хотел работать,- он узнает, что страдает за то, что сделал то, что не должно, и за тем, чтобы вперед не делать этого и, направляя свою деятельность на уничтожение заблуждения, не возмущается против страдания и легко и часто радостно несет его. Но когда такого человека постигает страдание, выходящее за пределы видимой ему связи страдания и заблуждения,- как, когда он страдает от причин, бывших всегда вне его личной деятельности или когда последствия его страданий не могут быть ни на что нужны ни его, ни чьей другой личности,- ему кажется, что его постигает то, чего не должно быть, и он спрашивает себя: зачем? за что? и, не находя предмета, на который бы он мог направить свою деятельность, возмущается против страдания, и страдание его делается ужасным мучением. Большинство же страданий человека всегда именно такие, причины или следствия которых - иногда же и то, и другое - скрываются от него в пространстве и времени: болезни наследственные, несчастные случайности, неурожаи, крушения, пожары, землетрясения и т. п., кончающиеся смертью.

Объяснения о том, что это нужно для того, чтобы преподать урок будущим людям, как не надо предаваться тем страстям, которые отражаются болезнями на потомстве, или о том, что надо лучше устроить поезда или осторожнее обращаться с огнем,- все эти объяснения не дают мне никакого ответа. Я не могу признать значения своей жизни в иллюстрации недосмотров других людей; жизнь моя есть моя жизнь, с моим стремлением к благу, а не иллюстрация для других жизней. И объяснения эти годятся только для разговоров и не облегчают того ужаса перед бессмысленностью угрожающих мне страданий, которые исключают возможность жизни.

Но если бы даже и можно было понять кое-как то,что, своими заблуждениями заставляя страдать других людей, я своими страданиями несу заблуждения других; если можно понять, тоже очень отдаленно, то, что всякое страдание есть указание на заблуждение, которое должно быть исправлено людьми в этой жизни, остается огромный ряд страданий, уже ничем не объяснимых. Человека в лесу одного разрывают волки, человек потонул,замерз или сгорел или просто одиноко болел и умер, и никто, никогда не узнает о том, как он страдал, и тысячи подобных случаев. Кому это принесет какую бы то ни было пользу?

Для человека, понимающего свою жизнь как животное существование, нет и не может быть никакого объяснения, потому что для такого человека связь между страданием и заблуждением только в видимых ему явлениях, а связь эта в предсмертных страданиях уже совершенно теряется от его умственного взора.

Для человека два выбора: или, не признавая связи между испытываемыми страданиями и своей жизнью, продолжать нести большинство своих страданий, как мучения, не имеющие никакого смысла, или признать то, что мои заблуждения и поступки, совершенные вследствие их,- мои грехи, какие бы они ни были,- причиною моих страданий, какие бы они ни были, и что мои страдания суть избавление и искупление от грехов моих и других людей каких бы то ни было.

Возможны только эти два отношения к страданию: одно то, что страдание есть то, чего не должно быть, потому что я не вижу его внешнего значения, и другое то, что оно то самое, что должно быть, потому что я знаю его внутреннее значение для моей истинной жизни. Первое вытекает из признания благом блага моей отдельной личной жизни. Другое вытекает из признания благом блага всей моей жизни прошедшего и будущего в неразрывной связи с благом других людей и существ. При первом взгляде, страдания не имеют никакого объяснения и не вызывают никакой другой деятельности, кроме постоянно растущего и ничем не разрешимого отчаяния и озлобления; при втором, страдания вызывают ту самую деятельность, которая и составляет движение истинной жизни,- сознание греха, освобождение от заблуждений и подчинение закону разума.

Если не разум человека, то мучительность страдания волей-неволей заставляют его признать то, что жизнь его не умещается в его личности, что личность его есть только видимая часть всей его жизни, что внешняя, видимая им из его личности связь причины и действия, не совпадает с той внутренней связью причины и действия, которая всегда известна человеку из его разумного сознания.

Связь заблуждения и страдания, видимая для животного только в пространственных и временных условиях, всегда ясна для человека вне этих условий в его сознании. Страдание, какое бы то ни было, человек сознает всегда как последствие своего греха, какого бы то ни было, и покаяние в своем грехе, как избавление от страдания и достижение блага.

Вся жизнь человека с первых дней детства ведь состоит только в этом: в сознании через страдание греха и в освобождении себя от заблуждений. Я знаю, что пришел в эту жизнь с известным знанием истины, и что чем больше было во мне заблуждений, тем больше было страданий моих и других людей, чем больше я освобождался от заблуждений, тем меньше было страданий моих и других людей и тем большего я достигал блага. И потому я знаю, что чем больше то знание истины, которое я уношу из этого мира и которое мне дает мое, хотя бы последнее, предсмертное страдание, тем большего я достигаю блага.

Мучения страдания испытывает только тот, кто, отделив себя от жизни мира, не видя тех своих грехов, которыми он вносил страдания в мир, считает себя невиноватым и потому возмущается против тех страданий, которые он несет за грехи мира.

И удивительное дело, то самое, что ясно для разума, мысленно,- то самое подтверждается в единой истинной деятельности жизни, в любви. Разум говорит, что человек, признающий связь своих грехов и страданий с грехом и страданиями мира, освобождается от мучительности страдания; любовь на деле подтверждает это.

Половина жизни каждого человека проходит в страданиях, которых он не только не признает мучительными и не замечает, но считает своим благом только потому, что они несутся как последствия заблуждений и средство облегчения страданий любимых людей. Так что чем меньше любви, тем больше человек подвержен мучительности страданий, чем больше любви, тем меньше мучительности страдания; жизнь же вполне разумная, вся деятельность которой проявляется только в любви, исключает возможность всякого страдания. Мучительность страдания- это только та боль, которую испытывают люди при попытках разрывания той цепи любви к предкам, к потомкам, к современникам, которая соединяет жизнь человеческую с жизнью мира.

«За что мне эта боль?»

«Но все-таки больно, телесно больно. Зачем эта боль?» спрашивают люди. «А затем, что это нам не только нужно, но что нам нельзя бы жить без того, чтобы нам не бывало больно», ответил бы нам тот, кто сделал то, что нам больно, и сделал так мало больно, как только было можно, а благо от этого «больно» сделал так велико, как только было можно. Ведь кто не знает, что самое первое ощущение нами боли есть первое и главное средство и сохранения нашего тела и продолжения нашей животной жизни, что, если бы этого не было, то мы все детьми сожгли бы для забавы и изрезали бы все свое тело. Боль телесная оберегает животную личность. И пока боль служит обереганием личности, как это происходит в ребенке, боль эта не может быть тою ужасающею мукой, какою мы знаем боль в те времена, когда мы находимся в полной силе разумного сознания и противимся боли, признавая ее тем, чего не должно быть. Боль в животном и в ребенке есть очень определенная и небольшая величина, никогда не доходящая до той мучительности, до которой она доходит в существе, одаренном разумным сознанием. В ребенке мы видим, что он плачет от укуса блохи иногда так же жалостно, как от боли, разрушающей внутренние органы. И боль неразумного существа не оставляет никаких следов в воспоминании. Пусть каждый постарается вспомнить свои детские страдания боли, и он увидит, что у него об них не только нет воспоминания, но что он даже и не в силах восстановить их в своем воображении. Впечатление наше при виде страданий детей и животных есть больше наше, чем их страдание. Внешнее выражение страданий неразумных существ неизмеримо больше самого страдания и потому в неизмеримо большей степени вызывает наше сострадание, как это можно заметить при болезнях мозга, горячках, тифах и всяких агониях.

В те времена, когда не проснулось еще разумное сознание и боль служит только ограждением личности, она не мучительна; в те же времена, когда в человеке есть возможность разумного сознания, она есть средство подчинения животной личности разуму и по мере пробуждения этого сознания становится все менее и менее мучительной.

В сущности, только находясь в полном обладании разумного сознания, мы можем и говорить о страданиях, потому что только с этого состояния и начинается жизнь и те состояния ее, которые мы называем страданиями. В этом же состоянии ощущение боли может растягиваться до самых больших и суживаться до самых ничтожных размеров. В самом деле, кто не знает, без изучения физиологии, того, что чувствительность имеет пределы, что, при усилении боли до известного предела, или прекращается чувствительность - обморок, отупение, жар, или наступает смерть. Увеличение боли, стало быть, очень точно определенная величина, не могущая выйти из своих пределов. Ощущение же боли может увеличиваться от нашего отношения к ней до бесконечности и точно так же может уменьшаться до бесконечно малого.

Мы все знаем, как может человек, покоряясь боли, признавая боль тем, что должно быть, свести ее до нечувствительности, до испытания даже радости в перенесении ее. Не говоря уже о мучениках, певших на костре, - простые люди только из желания выказать свое мужество переносят без крика и дергания считающиеся самыми мучительными операции. Предел увеличения боли есть, предела же уменьшения ее ощущения нет.

Мучения боли действительно ужасны для людей, положивших свою жизнь в плотском существовании. Да как же им и не быть ужасными, когда та сила разума, данная человеку для уничтожения мучительности страданий, направлена только на то, чтобы увеличивать ее?

Как у Платона есть миф о том, что бог определил сперва людям срок жизни 70 лет, но потом, увидав, что людям хуже от этого, переменил на то, что есть теперь, т. е. сделал так, что люди не знают часа своей смерти,- так точно верно определял бы разумность того, что есть, миф о том, что люди сначала были сотворены без ощущения боли, но что потом для их блага сделано то, что теперь есть.

Если бы боги сотворили людей без ощущения боли, очень скоро люди бы стали просить о ней; женщины без родовых болей рожали бы детей в таких условиях, при которых редкие бы оставались живыми, дети и молодежь перепортили бы себе все тела, а взрослые люди никогда не знали бы ни заблуждений других, прежде живших и теперь живущих людей, ни, главное, своих заблуждений,- не знали бы, что им надо делать в этой жизни, не имели бы разумной цели деятельности, никогда не могли бы примириться с мыслью о предстоящей плотской смерти и не имели бы любви.

Для человека, понимающего жизнь как подчинение своей личности закону разума, боль не только не есть зло, но есть необходимое условие как его животной, так и разумной жизни. Не будь боли, животная личность не имела бы указания отступлений от своего закона; не испытывай страданий разумное сознание, человек не познал бы истины, не знал бы своего закона.

Но вы говорите, скажут на это, про страдания свои личные, но как же отрицать страдания других? Вид этих страданий - вот самое мучительное страдание, не совсем искренно скажут люди. Страдание других? Но страдания других,- то, что вы называете страданиями,- не прекращались и не прекращаются. Весь мир людей и животных страдает и не переставал страдать. Неужели мы только сегодня узнали про это? Раны, увечья, голод, холод, болезни, всякие несчастные случайности и, главное, роды, без чего никто из нас не явился на свет,- ведь все это необходимые условия существования. Ведь это - то самое, уменьшение чего, помощь чему и оставляет содержание разумной жизни людей,- то самое, на что направлена истинная деятельность жизни. Понимание страданий личностей и причин заблуждений людских и деятельность для уменьшения их ведь есть все дело жизни человеческой. Ведь затем-то я и человек - личность, чтобы я понимал страдания других личностей, и затем-то я - разумное сознание, чтобы в страдании каждой отдельной личности я видел общую причину страдания - заблуждения, и мог уничтожить ее в себе и других. Как же может материал его работы быть страданием для работника? Все равно, как пахарь бы сказал, что непаханая земля - его страдание. Непаханая земля может быть страданием только для того, кто хотел бы видеть пашню вспаханною, но не считает своим делом жизни пахать ее.

Деятельность, направленная на непосредственное любовное служение страдающим и на уничтожение общих причин страдания - заблуждений, и есть та единственная радостная работа, которая предстоит человеку и дает ему то неотъемлемое благо, в котором состоит его жизнь.

Страдание для человека есть только одно, и оно-то и есть то страдание, которое заставляет человека волей-неволей отдаваться той жизни, в которой для него есть только одно благо.

Страдание это есть сознание противоречия между греховностью своей и всего мира и не только возможностью, но обязанностью осуществления не кем-нибудь, а мной самим всей истины в жизни своей и всего мира. Утолить это страдание нельзя ни тем, чтобы, участвуя в грехе мира, не видать своего греха, ни еще менее тем, чтобы перестать верить не только в возможность, но в обязанность не кого-нибудь другого, но мою - осуществить всю истину в моей жизни и жизни мира. - Первое только увеличивает мои страдания, второе лишает меня силы жизни. Утоляет это страдание только сознание и деятельность истинной жизни, уничтожающие несоразмерность личной жизни с целью, сознаваемой человеком. Волей-неволей человек должен признать, что жизнь его не ограничивается его личностью от рождения и до смерти и что цель, сознаваемая им, есть цель достижимая и что в стремлении к ней - в сознании большей и большей своей греховности и в большем и большем осуществлении всей истины в своей жизни и в жизни мира и состоит и состояло и всегда будет состоять дело его жизни, неотделимой от жизни всего мира. Если не разумное сознание, то страдание, вытекающее из заблуждения о смысле своей жизни, волей-неволей загоняет человека на единственный истинный путь жизни, на котором нет препятствий, нет зла, а есть одно, ничем ненарушимое, никогда не начавшееся и не могущее кончиться, все возрастающее благо.